Возвращение

[Марина_]

Некий очередной бред. Открываю, так как выложила на Горцевском форуме.

Предупреждение: садизм

13.03.10. Продолжение

8.04.10 Продолжение

3.05.10 Продолжение

28.07.10 Продолжение (исправлено 12.08.10)

12.08.10 Продолжение (посвящается +Charon+) Благо, что дело почти в преисподней происходит

запись создана: 25.08.2009 в 22:24

@темы: сериал "Горец", графомания

Comments

[Марина_]

Тонкая ниточка света чуть теплилась у горизонта, лучи закатившегося за край солнца красным заревом подсвечивали перистые тучи, и белая пена прибоя ковром покрывала поверхность моря, ударяющего о черные прибрежные скалы. Ветер, море и скалы, и умирающий свет, уходящий вместе с ушедшим солнцем. Здесь, казалось, не было жизни. Вечное море неизменно разбивало свои воды о пустынный берег и смирялось белым пенным ковром, уползавшим назад в водную пучину. Потом, будто исполин, собирающий силы оно вновь устремлялось к берегу гребнем волны и вновь уходило, оставляя лишь пену, клочки водорослей и белую слизь разбившихся о камни медуз.
В густом сумраке угасавшего дня одна из наибольших злых волн вдруг выкинула на узкую полосу камней у подножия голых, выжженных солнцем скал, темную неподвижную массу, напоминающую спутанные водоросли. Новые волны набегали на камни, омывали массу, но не могли ее не разметать, не сдвинуть с места, лишь шевелили темные лоскуты покрывавшие выброшенное нечто.
Свет у горизонта совсем угас, потухли облака, и аквамарин неба озарили первые звезды. Темная масса у кромки прибоя зашевелилась, забилась в конвульсиях. Приподнялась голова, покрытая то ли водорослями, то ли спутанными длинными волосами. Человек, а это, похоже, был человек, приподнялся на руках, очередная конвульсия выгнула тело, и изо рта исторгся поток воды. Его голова в бессилии упала на камни. Опять текли минуты, может быть часы, волны шевелили тело, грозя оторвать от берега и утянуть назад в море, а бесстрастные звезды совершали свой бесконечный путь.
Не скоро выброшенный на берег вновь зашевелился, подобрался и медленно потащил свое тело по камням к обрыву. Там, ощупывая и цепляясь за скальные выступы, составляющие склон, он полез вверх. Метр, два, десять. Склон превращался в скалу, которой, казалось, не будет конца. Мелкая крошка сыпалась из-под ног, а камни скалы все плотнее сливались друг с другом, все сложнее было найти следующий уступ или трещину, чтоб зацепиться рукой, переставить ногу и подтянуть тело еще на полметра вверх. Оставшиеся внизу камни грозно топорщились в неверном свете звезд, а море все ожесточенней билось под порывами усиливающегося ветра.
Наконец, человек наткнулся на уступ, выбрался, совершенно обессиленный перевалился через край, и вскрик смертельно раненого зверя пронесся над морем и скалами, а тело слетело с уступа и скользнуло на береговые камни.
Вскрик отразился эхом от скал, пронесся над морем и умер в шуме ветра и прибоя. Мир опять замер, лишь звезды созерцали, как волны обрушиваются на берег. Но вот наверху, над обрывом мелькнул огонь, какие-то люди, то ли подавали сигналы кому-то, то ли пытались что-то увидеть в кромешной темноте береговой линии. Опять текли минуты, и в море показался огонь. Шлюпка, преодолевая прибой и боковой ветер, освещая путь факелами, упрямо пыталась причалить к берегу. Суденышко ударяло о камни, трещали борта, сломалась пара весел, но упрямцы не отступали. Вскоре, поймав гребень очередной волны, морякам удалось заставить лодку выпрыгнуть на берег. Десяток крепких парней, в разношерстных костюмах, не оставляющих сомнения в роде их деятельности, выскочили на камни и протянули шлюпку глубже к береговой скале, подальше от усиливающегося прибоя.
Начинало сереть. Высадившиеся парами разбрелись вдоль кромки прибоя и стали прочесывали прибрежные скалы.
Только один, по виду: одежде и дорогому оружию, наделенный властью, остался у лодки. Опершись о край шлюпки, он мрачно переводил взгляд с одной пары на другую и периодически сумрачно осматривал прибрежные скалы. Когда совсем рассвело, и солнечные лучи вызолотили рваные облака над головой, терпение совершенно его оставило. Он вначале нервно ходил у лодки, а потом, когда несколько пар вернулось с объяснениями в безуспешности поисков, он лично двинулся вдоль берега, перепрыгивая с камня на камень. Впрочем, он не столько осматривался вокруг, сколько, сделав пару прыжков вперед и останавливаясь на очередном валуне, прислушивался к чему-то в себе, досадливо морщась то ли от мешающего шума уже не просто волновавшегося, но штормившего моря, то ли от того, что поиски были безуспешными.
Наконец, пройдясь метров на пятьсот в одну и другую сторону от шлюпки, он вернулся совершенно мрачный к уже собравшимся у нее матросам.
- Нет никого, капитан! – предупреждая вопрос командира, произнес один из них.
Названный капитаном злобно зыркнул на говорившего, но промолчал, только еще раз обвел взглядом уходящие вверх скалы и камни самого берега.
- Вижу, что нет. Где эти ублюдки, сигналившие нам с плато?
Один из команды, в еще достаточно приличном европейского вида камзоле с золотыми галунами, взглянул на поднявшееся из-за обрыва солнце:
- Местный бей обещал встретиться с нами к полудню.
- Шторм начинается. Еще пара склянок и мы застрянем в этой дыре на пару суток, - проворчал капитан.
Еще минут пять он нервно ходил у лодки, взглядывая то на скалистый берег, то на волны, что все ближе подбирались к лодке.
- Все больше ждать нельзя. Спускайте шлюпку.
Оказалось, что никого не надо было торопить.
Когда экипаж начал грузится, капитан остановил моряка в камзоле:
- Останься. Дождись бея и выясни, что они видели или слышали. Посули ему золото. Пусть последит за этим местом еще пару дней. И оставайся все время с его отрядом. Когда кончится шторм, я пришлю шлюпку.
- Слушаюсь, капитан!
Бей с двумя сопровождающими действительно спустился на берег к полудню, когда волны уже почти добивали до самых скал. Он выслушал моряка, рассказал ему об услышанном ночью крике, усмехнулся посулам и сказал, что в шторм торчать здесь со своими людьми не намерен. Опять молча с ухмылкой выслушал моряка:
- Ты можешь остаться или идти со мной. Через час тут будет только вода. Решай сам, - и он направился к узкой тропинке, ведущей наверх.
Моряк взглянул на море и заторопился вслед за беем и его людьми.
…
И опять стихия осталась наедине с собой: ревела разыгрывающаяся буря, волны докатывались к самому подножию береговых скал и тучи клочьями несущиеся по небу закрывали солнце. Когда тучи почти совсем погасили дневной свет, и полил дождь, из-за обломка скалы, почти вплотную прилепившегося у отвесного берегового склона, выбрался человек, вброшенный прошлым вечером на берег.
Сейчас в тусклом свете ненастного дня было видно, что он практически наг, если не считать двух лоскутов, что когда-то, по-видимому, были штанами, а теперь лишь прикрывали бедра, и длинных спутанных патл, прокрывающих плечи и спину. По его выпирающим ребрам можно было изучать анатомию, но мышцы на ногах и руках выдавали силу и объясняли, как беглецу в темноте удалось добраться до половины скалы. Человек опасливо по-звериному огляделся вокруг и, не обращая внимания на заливающие его потоки воды, обрушиваемой небом и штормом на берег, взобрался на плоскую вершину скрывавшего его укрытие обломка. Здесь волны не грозили стащить его в море, и он опустился на турецкий манер на камень лицом к морю и прикрыл глаза, то ли отдыхая, то ли к чему-то внутренне готовясь. Потом перекинул волосы со спины вперед и не спеша завел руки за спину, начал ее осторожно ощупывать.
На спине, теперь ничем не прикрытой, с левой стороны ниже лопаток оказалась видна бронзовая пластина с одним большим, сантиметров в пять и другим маленьким, едва торчащим над поверхностью пластины штырями. Человек осторожно прикоснулся пальцами к меньшему штырю, который, как оказалось, уходил в щель проделанную в пластине, а дальше в его тело. Пока пальцы шарили по щели и просто ощупывали штыри, лицо человека было сосредоточенным и спокойным, но, когда он попытался ухватить штырь пальцами и потянуть, он весь содрогнулся и едва сдержал, готовый, как ночью соваться крик. Закусив губу, беглец осторожно опустил руки, оперся ими о камень. Спина выгнулась и горлом пошла кровь. Он молчал, ждал, когда прекратится кровотечение. Потом, казалось, бесконечно долго сидел, пытаясь выровнять толчками вырывающееся дыхание и прикрыв глаза. Затем, осторожно, стараясь не повернуть спину, лег грудью на камень, затолкал все волосы в рот и поерзал, устраиваясь так, чтобы ноги цеплялись за край камня, а подбородок в него упирался. Опять нащупал на спине штырь, опять ухватил его пальцами и потянул вверх. И вновь исторгся глухой, задавленный рык, и вновь шла горлом кровь, и он бесконечно долго ждал, когда это закончится. Но в этот раз он не разжал пальцев и не изменил позу. Потом все повторялось вновь. Он тянул, поворачивал, глухо рычал, ждал.
Наконец у него получилось. Штырь, оканчивающийся плоским наконечником, вышел из тела. Теперь кровь залила спину, но человек, даже не обратил на это внимания. Он обессилено раскинул руки, расслабился и, теперь уже надолго, остался лежать без движения. Шел дождь, его струи смывали кровь с тела и камня, на котором лежала голова. Казалось, что жизнь оставила это измученное тело. Не было слышно ни дыхания, ни стона. Но, если бы кто-то вдруг оказался здесь в эти минуты и посмотрел, что происходит, то увидел бы, как под пластиной медленно затягивается рана, оставленная вырванным наконечником. Когда исчезли последние следы зажившего рубца, человек глубоко вздохнул, свернулся клубком и теперь окончательно уснул.

[Марина_]

…
Беглец очнулся внезапно, на рассвете, когда склон берега еще полностью тонул во мраке, и лишь небо осветилось над головой, да у горизонта окрасилось в розовые утренние тона так и не успокоившееся море. Он подавил попытку вскочить на ноги, подобрался и сел на камне, опасливо оглядывая окрестности. Небо почти до самого горизонта очистилось, только сам горизонт был размыт и сливался с дымкой на краю неба. Шторм еще не утих окончательно, но вода заливавшая берег прежде до подножья скалы отступила к середине каменистого пляжа.
Медленно двигались мысли. Вчера после падения он очнулся в момент, когда шлюпка хозяина уже отчалила, и на берегу остался лишь младший помощник, обычный человек с корабля, промышляющего разбоем, хотя владелец судна гордо именовал себя адмиралом и утверждал, что его миссия – это «борьба с неверными». Если капитан был на шлюпке, то беглому рабу сопутствовала большая удача, ведь будь он в сознании, адмирал бы точно почувствовал присутствие беглеца на берегу.
Удачным было то, что последняя операция закончилась давно, что корабль, трюмы которого были полны рабов, шел в порт ближайшего невольничьего рынка, и Бешеный адмирала за ненадобностью был выведен из активного состояния.
«Бешеный». Да, так его называли все: и хозяин, и члены команды. Другого имени у него уже давно не было. Да, и было ли когда? Этого он вспомнить не мог.
Команда боялась Бешеного. Стоило не уследить, дать малейшее послабление, и кто-то из проявивших неосторожность мог просто погибнуть. Беглец усмехнулся, это было так приятно уничтожать зазевавшихся идиотов, а в период боевых действий его вынуждены были кормить, частично снимать смирительное железо, и наказания не должны были выводить его из состояния готовности к бою, так что, значительные повреждения, требовавшие потом длительной регенерации, практически исключались. Серьёзное наказание могло последовать, только если хозяин посчитал, что он не выполнил указания о поведении в ходе боя. Тогда приводился в действие часовой механизм, или адмирал придумывал что-нибудь новое.
Хотя, что могло быть нового за эти бесконечные годы, которым давно был потерян счет?
Беглец поёжился, то ли от безрадостных воспоминаний, то ли от холода. Несмотря на свои странные способности, он ощущал боль, холод и голод как обычный человек. Правда боль от повреждений тела проходила быстро. Стоило ране зажить, и все заканчивалось. А заживало на нем, не просто «как на собаке», а во много крат быстрее. Обычная рана мягких тканей исчезала за четверть часа, а то, что для обычного человека было смертельно, для него кончалось состоянием похожим на настоящую смерть, но через некоторое время он возвращался к жизни. Только процесс «воскрешения» был довольно неприятным, что там неприятным – мучительным и забирал много сил. Этому состоянию он предпочитал самые изощренные пытки. А в них он толк знал: хозяин приложил много усилий, чтобы заставить непокорного подчиняться.
И вдруг оказалось, что один из главных хозяйских поводков, помог рабу сбежать. Если бы заглушка «часового механизма» не выскочила из пазов, пока его тело трепало море, если бы он умел плавать и не захлебнулся почти сразу, как выпрыгнул за борт, если бы не потерянные силы при «воскрешении» на берегу… Да, тогда бы ему хватило сил там на уступе не привалиться спиной к скале, и наконечник не воткнулся бы в спину, он бы не упал, не «умер». Вот тогда бы хозяин его почуял – они оба чувствовали присутствие друг друга. И этим утром он бы не мерз свободным на этом продуваемом свежим декабрьским ветром африканском берегу, а испытывал на себе очередные фантазии адмирала… Надо полагать, что о холоде корабельного трюма он бы не думал.
«Свободным…», - беглец повторил про себя это слово один и второй раз, потом медленно, смакуя, мысленно произнес на каждом из известных средиземноморских наречий, и улыбнулся, если гримасу на его заросшем редким волосом лице можно было назвать улыбкой. Неужели он таки поймал свою удачу. Он свободен!
Бешеный вскочил на ноги, готовый закричать от восторга, разорвавшего обычную рабскую придавленность и осторожность, но лишь глухо зарычал от боли и упал на колени. Выгнувшись, он надсадно кашлял и пытался рукой прижать пластину со штырем, что продолжала украшать его спину.
Переведя дыхание, он отер правой рукой губы, размазывая по заросшему волосом лицу бурые разводы, и тихо с сарказмом произнес: «Свободен…»
Нет, похоже, со свободой еще далеко не все просто. Беглец осторожно отпустил пластину, опасливо оглядел окрестности. Берег и море до самого горизонта были пустынны. Пуста была и узкая, едва заметная тропинка, извивавшаяся вдоль скалистого берега. Если на ней кто-то появится, то уйти он не успеет. Теперь с полностью выдернутым из тела наконечником, освободившим движение фиксировавшейся раньше на спине пластины, он не может нормально двигаться из-за резкой боли, почти такой же, как прошлой ночью, когда в спину вонзилось копьё. Страх и безысходность охватили Бешеного: помощник капитана остался на берегу с человеком, по-видимому, владевшим этим побережьем. Сейчас окончательно рассветет, и тут появятся люди, а он...
Он голоден, безоружен, а на спине теперь болтаются ничем не закрепленные остатки «часового механизма», повреждая внутренности, мешая двигаться и забирая остатки сил на восстановление внутренних тканей.
Глухое, всепоглощающее бешенство разгоралось в сбежавшем рабе. Нет, он никогда не позволит вернуть себя на корабль. Он всех уничтожит, порвет на части. Бешеный зарычал и стал приподниматься, распрямляя согнутую спину. Несмотря на нетерпение, он был осторожен, готовясь к возвращению боли. Ожидаемая, она оказалась вполне терпимой. И только, когда, проверяя себя, беглец резко развернулся, вскидывая левую руку имитируя удар, то почувствовал, как смещается пластина, и оставшийся штырь раздвигает ребра. Дыхание перехватило, но он сдержался и закончил движение. Потом, не давая себе поблажки, спрыгнул с валуна на береговые камни. Пластина вновь сдвинулась, штырь качнулся, и его поворот отозвался внутри спины, в ребрах. К горлу подкатило, и беглец закашлялся, сплевывая алые хлопья пены. Он привалился к камню.
«Нет, так ничего не получиться», - мысли тяжело ворочались в голове. Бешеный еще раз огляделся.
«Выход, должен же быть выход!» - только бесконечно длинный опыт плена нашептывал, что выхода-то и нет. Он еще будет лизать сапоги хозяина, чтобы тот прекратил пытку.
Рассветало. Правда, на берегу под скалой все еще лежали густые тени, но наверху, на плоскогорье солнце, должно быть, уже поднялось из-за гор. Глухое без слез рыдание сотрясло беглеца.
Все скоро закончится, придут люди, и ни о чем не надо будет думать. Останется просто перетерпеть наказание. Потом ему может быть дадут поесть, прежде чем сковать в трюме. Там на своей тощей подстилке он уснет, и будет спать долго, пока сам хозяин, или кто-то из янычар не придет его разбудить. Его выволокут на палубу, снимут часть железа, заставят состричь отросшие патлы с лица и головы. Потом хозяин лично закрепит на нем ту «сбрую», что взводит копье часового механизма на его спине. И, наконец, ему дадут чашу «удовольствия» и что-нибудь из еды. Тогда начнется охота. Его будут кормить, кроме цепи, приковывающей к мачте, да «сбруи» с часовым механизмом, ни что не будет ограничивать его движений. А когда наступит время абордажа, хозяин взведет «часовой механизм», ему дадут оружие и пустят первым на штурм неудачливого суденышка, подвернувшийся охотникам за живым товаром... Если раб будет ловок и удачлив, если ему удастся быстро обезвредить самых сильных защитников корабля, и если потерь в пиратском экипаже будет мало, хозяин остановит часовой механизм до окончания завода, его накормят и дадут чашу «удовольствия». Так будет продолжаться, до заполнения трюма товаром, как живым, так и обычным: тканями, зерном, украшениями, оружием. Затем его как не нужный инвентарь закуют по рукам и ногам, бросят в трюм, перестанут кормить и забудут, пока не реализуют награбленное.
Опять будут сменяться члены экипажей и корабли, только для Бешеного время прекратит свой бег потому, что для него нет освобождения даже в смерти. Он бессильно привалился к камню, закрыл глаза. Все стало безразлично.

[Марина_]

...
Когда, вторично придя в себя, Бешеный открыл глаза, нежаркое осеннее солнце спустилось к горизонту, окрасив в багряные цвета остатки почти разошедшихся туч. Волны все еще заливали половину каменистого пляжа, но неистовство прошлого дня сменилось ленивой силой, успокаивающегося зверя.
Человек поднялся с камней, сел и обвел берег безучастным пустым взглядом. Болела голова, привычно, как всегда, когда ему долго не давали дурманящего напитка, ломило мышцы. Неповоротливо прокручивались мысли, с трудом восстанавливая картину побега и суток, прошедших после падения со скалы.
Вспомнив, как вытащил наконечник, беглец ощупал спину с торчащим штырем, потом оглядел камни у подножья валуна. Медленно, осторожно поднялся, ожидая возвращения утренней боли. Но нет, видимо дневное беспамятство пошло ему на пользу. Мышцы восстановились и держали штырь и пластину. Он полной грудью втянул наполненный запахом водорослей и рыбы холодный морской воздух, но голова предательски закружилась, и Бешеный был вынужден сесть и вновь прислониться к еще хранящему солнечное тепло камню.
«Надо встать, подобрать наконечник», - настойчиво твердил тот жалкий кусочек сознания, что толкнул его на побег, но сделать это было выше его сил. Мысленно Бешеный смирился с неудачей побега и даже больше того, сейчас он был бы рад оказаться там, на вонючей подстилке трюма, где все же было теплее, и где ему бы дали «чашу удовольствия». В этом хозяин был добр: если охранник замечал, что помешенный в трюм раб приходил в сознание и становился беспокоен, то почти сразу ему приносили дурман, а иногда и кусок лепешки.
Беглец обреченно вздохнул. Здесь не было ни напитка, ни лепешки. А когда появится хозяин, то вряд ли он будет милостив. Память услужливо показала Бешенному яркую от горячечного желания дурмана картинку учиненного им в трюме побоища. Он зарычал и схватился за голову. За десяток, пусть и проштрафившихся хозяйских воинов ему придется заплатить. Воспаленное воображение рисовало одну возможную пытку за другой, и беглец корчился на камнях, будто это уже происходило в действительности.
- Не-ет! Не надо! – человек застыл на коленях, согнув спину в рабском поклоне и сжимая руками раскалывающуюся от звенящей боли голову.
На мгновение показалось, что боль отступила. Бешенный открыл зажмуренные глаза, с трудом осознавая, что нет ни дыбы с горящими углями, ни крючков вырывающих живую плоть, ни тяжелого со свинчаткой бича. Огромный алый диск солнца висел над четко очерченной линией горизонта, перистые розовые облака веером разбегались по еще светлому небу, и море перетекало как живая ртуть, переливаясь сотнями оттенков от сверкающей стали до золота христианских риз. Белая пена ленивого прибоя накатывала на камни пустынного пляжа и медленно стекала вниз, шурша мелкой галькой.
Беглец распрямился. В глазах затеплился огонек сознания.
«Я ведь еще свободен…»
Больше суток прошло с момента, когда он видел, как человек с корабля хозяина уходил по тропинке вслед за незнакомцем. Значит там, наверху что-то не сложилось, что-то помешало вернуться и продолжить поиски беглеца.
«Надо найти наконечник», - осколок сознания немного окреп и требовал действия.
Бешенный огляделся, почти не надеясь на чудо, ведь в неверных лучах заходящего солнца найти наконечник, который мог быть уже давно смыт волной, было делом почти безнадежным. И все же он встал на ноги, опираясь для верности о валун, на котором вчера вырвал наконечник. Слева от валуна камни были мелкими, вымытыми штормом. До самой воды не было ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Если он отбросил наконечник влево, то найти ничего не удастся. Зато справа от валуна берег составляли крупные камни с клоками выброшенных штормом водорослей. Беглец сосредоточился, отгоняя готовую вернуться слабость. Как он лежал? Какой рукой отбросил наконечник?
Он взобрался на валун, прикидывая свое положение. Все-таки вправо… Человек напряженно обвел взглядом камни. Мешали длинные тени, но беглец не отступил. Если боги дали ему уйти с корабля, если хранили здесь на этом открытом всем взорам берегу…
Он сдавленно вскрикнул от предощущения удачи: в двух шагах, запутавшись в темной массе, повисших на камне волокон и листьев, тускло блеснул металл. Бешенный одним прыжком преодолел расстояние до камня, даже не обратив внимания на шевельнувшуюся под ребрами пластину, потянулся к свисавшим прядям и, когда пальцы уже почти нащупали в сгущающихся сумерках металлический предмет, нога соскользнула с камня. Он упал грудью на опутанный водорослями камень, а вожделенный металлический предмет, звякнув, провалился в глубь расселины.
Несколько мгновений беглец лежал, уткнувшись носом в скользкую массу морской травы. Он опять чувствовал, как ноют мышцы, звенит в голове, а теперь еще и тянет под ребрами. Бешенный приподнялся на камнях, закашлявшись и сплевывая темную пену.
Погасли последние отблески солнца, сумерки стали уже совсем непроглядными. Усилился ветер. Слабый больной человек сидел на холодных мокрых камнях. Волны безысходности заполняли его существо.
Свернуться клубком, спрятать голову и вновь погрузиться в беспамятство, только смерти ведь для него не будет. Пройдет время, и он вновь очнется, все повторится вновь. А если его кто-то найдет, не хозяин?
«Я убью его, может у него будет немного еды»
Скептик его второго мятежного Я ухмыльнулся гадкой гримасой:
«Сейчас скорее убьют тебя»
«Но до утра то можно передохнуть?»
И вновь ответом была усмешка.
Человек поднялся на карачки и, осторожно ощупывая камни, пополз в сторону берегового склона с теряющейся в темноте тропинкой. Он часто останавливался, переводя дыхание, его руки и ноги соскальзывали с камней, он падал, отлеживался, сплевывал кровь, и вновь полз вперед.
У подножья береговой скалы пришлось долго плутать в темноте, отыскивая начало тропы. Наконец, выбравшись с россыпи камней на уступ нижней площадки тропы, Бешенный позволил себе более длительный отдых, да и сил больше, казалось, совсем не было. Он опустился на камни, вытер капли пота, заливавшего глаза. Несмотря на пронизывающий холодный морской ветер, ему было жарко, и дышал он как загнанная лошадь. Правда, беглец с удивлением заметил, что голова была странно ясной, прозрачной как большой стеклянный шар.
«Если я тут задержусь, то уже не поднимусь до утра. Нужно двигаться»
Он поднял глаза вдоль тропы. Камни скалистого берега освещались неверным светом звезд.
«Нельзя смотреть на небо», - он cжался как от удара и закрыл глаза. Сердце заколотилось от ужаса, будто ему грозила пытка.
«Нет!» - беглец распрямил спину, открыл глаза и заставил себя подняться на ноги. Только взгляд остался опущенным в землю. Он стоял, слегка покачиваясь от слабости, но знал, что не упадет. Упрямство, что позволяло ему без звука переносить пытки, проснулось, и теперь он верил, что выберется:
«Я никогда не вернусь к хозяину»
Постепенно выравнивалось дыхание. Страх отступал.
«А небо? Почему нельзя смотреть на звезды?» - вопрос его взволновал настолько, что Бешеный чуть опять не задохнулся.
Теперь он свободен, теперь можно… Эта странная мысль заставила беглеца осторожно поднять голову вверх к черному небу. Тучи ушли, крупные средиземноморские звезды освещали берег, а почти прямо над головой перевернутой латинской «М» сияли звезды Кассиопеи.
Новое открытие потрясло Бешенного:
«Латинская М… Я грамотен?»
Мысли заметались в голове. Он напрягся, казалось, сейчас ему удастся вспомнить, кто же он есть на самом деле. Но мига прозрения не наступило, а память натыкалась лишь на пустоту, стену, память как цепь, приковывала его к мачте пиратского корабля, к хозяину, к людям его экипажа.
«Нет. Не сейчас. Сейчас нужно идти. Теперь у меня еще будет время вспомнить»

[Дония]

В желудке поселилась тяжесть и я забыла, как дышать. Ты же знаешь, что тебя труудно начать читать, но уж потом затягивает так, что физически больно оторваться. *я сказала весь этот пафос? но других слов у меня не нашлось*

[Марина_]

Очень жутко?
Сей коктельчик у меня как-то с трудом переваривается. И я до сих пор не знаю как к нему относиться. Леснику вот сказала, что у меня подкорка фонит

[Дония]

Марина_

Леснику вот сказала, что у меня подкорка фонит

И что она ответила?

Очень жутко? Сей коктельчик у меня как-то с трудом переваривается.

Тяжело. Зато верится во все от первого до последнего слова. Люди еще и не такое творят. Чувствуется, что герой уже далеко за гранью отчаяния, и это состояние стало будничным и привычным. Бороться, потому что все равно терять нечего так просто и так сложно одновременно.

[Марина_]

Она сказала:
Гы. Хаааррроший фон )))

Как насчет конструкции? И эффектов от наркомании?

[Дония]

Марина_

Как насчет конструкции?

Ты имеешь в виду штуку в спине? я не совсем поняла, как оно устроено, но главное уловила - оно делает больно.

И эффектов от наркомании?

Ну, если бессмертного много лет держать на наркотиках, полагаю его метаболизм будет медленно меняться. Так что ломка вполне возможна.

[Гость]

Даешь чертежи устройства!!!!

[Марина_]

Гы! В скольки проекциях?
Вооще, инициацию бы пройти нужно было для начала.
А то так просто чертеж рисовать? Еще сопрешь ноу хау

[hobb]

А когда ждать продолжение?

[Марина_]

hobb

А когда ждать продолжение?

Ых... Может к новому году что-то напишется... Я так надеюсь

[hobb]

Марина_ Бум ждать...

[Марина_]

Бред сивой кобылы, как результат непосильных трудов
…
Наверх Бешеный выбрался, когда близилась полночь. На востоке из-за гор поднимался огромный лунный диск, заливавший призрачным светом пустынное пространство уходящего вверх склона, с темными пятнами зарослей то ли кустарника, то ли редколесья. Сейчас в ночи трудно было определить, есть ли рядом какое-либо человеческое жилье. Тропа, выведшая беглеца наверх, почти сразу сворачивала на юг и терялась в густых колючих кустарниках с вкраплениями белеющих в лунном свете камней. Длинные тени покрывали уходящий вверх пологий склон, скрывая его истинный рельеф. Эти тени, казалось, были порождением огромных фантастических деревьев, растущих на вершинах высоких неприступных утесов. Но беглец откуда-то знал, что здесь не будет настоящего леса, а высокие в лунном свете утесы с глубокими темными расселинами – это всего лишь валуны, которые легко обойти при свете дня.
Человек тоскливо оглядывал открывшийся пейзаж. Опять накатило ощущение безнадежности его положения. Бескрайнее пространство наводило страх: неизвестно где искать воду, где найти хоть какую-то еду, и где спрятаться от людей, а встречи с людьми он боялся больше, чем холода этой осенней ночи, чем жажды и голода.
Нужно найти какое-нибудь убежище, где можно будет переждать день, и нужно как можно дальше уйти от берега, тогда хозяин его не найдет…
Бешеный огляделся еще раз и, не выбирая дороги, напрямую направился к поднимающемуся вверх склону холма с темнеющим в ночи зарослям. Путь оказался не легким. Он в полной мере оценил коварство ночных теней. Пусть склон и не был крут, пусть камни не были огромны и непреодолимы, а кустарник густ, но сейчас беглец был слаб, и даже этого немногого ему хватало в темноте, чтобы спотыкаться, терять равновесие и падать. Силы таяли, и ему все труднее было заставить себя вновь и вновь подниматься и идти дальше. Вскоре заросли колкого мелколистного кустарника стали гуще, но спрятаться в них не было никакой возможности. Несмотря на то, что кустарник плотно покрывал пологий склон, его высота едва достигала половины бедра.
Бешеный был вынужден остановиться и вновь осмотреться. Пробираться через колючки можно было только по крайней нужде. Да, его организм был наделен удивительными возможностями восстанавливать повреждения, но не до бесконечности. Сейчас он и так был вымотан до предела, лишние царапины, как не смехотворно мала была каждая из них, все вместе отбирали крохи оставшейся жизненной силы, и были для Бешеного сейчас просто опасны. Если он совсем ослабеет и потеряет сознание, то…
Человек вздохнул: тогда его шансы очнуться свободным станут просто равны нулю. Оглядевшись, он понял, что придется идти вдоль зарослей, вдоль побережья, придерживаясь края невысоких холмов. Когда заросли колючек кончатся, возможно, он сможет уйти вглубь холмистой страны. И Бешеный повернул на юг.
Вскоре луну затянули тучи, стало совсем темно. Беглец, ощупью пробирающийся по камням у подножья невысокого холма, неожиданно наткнулся на почти отвесную скалу, преградившую путь. Куда он забрел? Вначале, когда выбравшись на плоскогорье, Бешеный рассматривал в мертвенном лунном свете открывшуюся картину, ему показалось, что слегка всхолмленная поверхность плоскогорья простирается до самого горизонта, лишь слегка поднимая уклон. На востоке были уже настоящие холмы, поросшие, как оказалось, непроходимым кустарником. Дальше что-то темнело… Тогда он подумал, что лес – оказалось скала.
Беглец задумался.
Если он станет обходить скалу, то опять выйдет к берегу моря, а до рассвета остается лишь пара часов. Остаться на дневку здесь, все же забравшись в оставшиеся позади кустарники? Но еще сутки без воды он не выдержит, а терять сознание в столь ненадежном месте – опасно. Бешеный поднял голову кверху. Неплотные тучи, затянувшие небо, скрыли и луну, оставив видимым лишь светлый диск практически не дающий света. Но небо было светлее стены преградившей его путь. Из-за скалы поднимавшейся не более чем на два человеческих роста, казалось, лилось слабое сияние. Сама стена была совершенно черной и внизу выглядела неприступной.
«Откуда там за скалой взялся свет? Может быть, горит костер?» - Бешеный прислонился плечом к камням, прикрыл глаза и попытался трезво оценить положение.
Костер – это люди, это еда и вода. Но люди – это смертельная опасность. Нет, не смертельная, он усмехнулся, умереть он не может. Если эти люди не связаны с его хозяином, то у него есть шанс украсть еду и сбежать. А может быть украсть оружие…
Бешеный открыл глаза – оружие это свобода. Да, сейчас он не в лучшей форме, но убивать он умеет. Беглец приглушенно, как раненый зверь, взвыл. Кулак ударил по скале. Нет, он не хотел больше убивать, ведь он сбежал, чтобы больше не убивать!
«Врешь! Ты сбежал, чтобы стать свободным! Если надо убить – убьешь…»
«Но это ведь не свобода, если надо делать то, что не должно делать?»
«Свобода – это право делать выбор»
«Тогда я и в рабстве был свободен, ведь у меня никто не мог отнять права сделать выбор и каждый день умирать»
Человек вздохнул, вновь прислонился к скале. Голова кружилась, а перед глазами вдруг явственно представился кусочек еще пахнущей печным дымом лепешки. Рот наполнился вязкой слюной.
Бешеный с трудом сглотнул и принялся ощупывать камни.
Не прошло и четверти часа, как он поднялся на верхний уступ скалы, дальше на запад уходил каменистый, совершенно лишенный растительности склон. Здесь не было ни костра, ни людей, а поманивший его свет теперь удалился еще дальше – за вершину холма. Остаться здесь, на открытом пространстве беглец не мог, спускаться назад было бессмысленно, и он потащился на свет. Путь к вершине казался бесконечным, но прервался внезапно, открыв взгляду беглеца пологий уходивший на юг спуск. Внизу, чуть восточнее, как казалось в ночи всего в четверти мили, бушевал пожар. Там, по-видимому, за обрывом, горело что-то достаточно внушительное, раз искры и алый дым поднимались над холмами, и огонь оставлял отблеск на низких тучах.
Беглец застыл, готовый в первый момент броситься назад, вниз. Здесь, на вершине он был ничем не прикрыт от взгляда тех, кто мог быть на склоне и, также как и он, видеть пожар. Но искушение победило. Пригибаясь к земле, он начал спуск. Из осторожности взял чуть правее, чтобы неожиданно не нарваться на людей, возможно находящихся поблизости. Показавшиеся ему четверть мили до обрыва, где был виден свет, вылились более чем в час пути. Наконец, преодолев спуск, подъем на очередной холм, заросли колючек и каменную россыпь пересохшего ручья, он добрался до обрыва. В пятистах футах восточнее горело кабильское селение: замок-крепость, пристроенный глинобитной стеной к отвесной скале и несколько расположившихся вокруг него лачуг огражденных невысокой стеной. В темноте ночи ему были отчетливо видны контуры зданий горящего селения. Собственно, домики, расположенные вокруг крепости уже почти прогорели, остались только подсвеченные затухающими языками пламени остовы стен. А из узких бойниц стены скальной крепости еще вырывалось пламя, и, казалось, горит сама скала. Фантастическое впечатление добавляла верхняя площадка крепости, составлявшая крышу и верхнюю точку обороны. Она провалилась, и языки пламени вырывались как из огромного факела, образуя живой цветок, отблески светящихся лепестков которого, метались по скальному склону и освещали пустынный крепостной двор.
Пожар никто не тушил. Бешеный прислушался. Он слышал гул огня в крепостной башне, ощущал запах гари, но ни крик, ни плач не нарушали буйство разыгравшегося огня.
Небо начинало сереть, и Бешеный почти отчетливо видел пустынный двор, поднятую вверх крепостную решетку и распахнутые ворота. Он всмотрелся, внимательнее оглядывая догорающую крепость. Похоже у ворот, во дворе и на галереях вдоль бойниц лежало несколько мертвых тел.
«Интересно, кто-то открыл ворота… Иначе нападавшим вряд ли бы удалось сюда прорваться?»
У беглеца от любопытства даже прибавилось сил. Он еще раз оглядел пустынный двор. Живых не было никого, и можно было попытаться обследовать сгоревшую башню. Вот только скала уходила вниз, к уступу, где прилепилась крепость, совершенно отвесно футов на пятьдесят и зацепиться было не за что. Бешеный огляделся, пытаясь отыскать место для спуска. Край обрыва, засыпанный песком, представлялся совершенно ненадежным, и беглец не мог подробно осмотреть поверхность скалы. Он направился было вдоль обрыва в сторону пожарища, потом, подумав, вернулся к крупному скальному выступу, лег на живот и осторожно подполз к самому краю. Оказалось, что ближайшая складка породы наползала на скалу не более чем в двухстах футах к западу.

[Марина_]

…
К воротам крепости беглец добрался, когда солнце уже прошло половину пути до зенита. Спуститься вниз оказалось намного сложнее, чем подняться вверх. Опять напомнил о себе штырь в спине, и у подножья скалы он пролежал больше часа, ожидая, когда уйдет боль и перестанет кружиться голова. Потом едва мог идти, а уже последний подъём по насыпи к воротам просто полз, обдирая до крови пальцы рук и колени, теряя остатки сил. Если бы к крепости в это время подошли люди – он бы не успел не то, что сбежать, просто отползти, чтобы спрятаться за ближайший валун. Но пути назад уже не было. Ему нужны были вода и хоть горсть зерна, а русло речушки, на берегу которой стояла крепость, было сухим, несмотря на осень и прошедший дождь, так что сгоревшая крепость была последней надеждой, и даже перспектива встречи с людьми уже почти не пугала.
Распахнутые настежь ворота открыли перед Бешеным картину жестокого погрома: мертвые тела лежали у подножья надвратного укрепления, провалившиеся стены сгоревших почти дотла глинобитных загонов, сладкий запах горелого мяса. Тут, похоже, не осталось живых, лишь над пожарищем кое-где поднимался дым, да закопченная стена пристроенной к скале крепостной башни зияла черными провалами узких бойниц.
Беглец внимательно оглядел двор.
Трупов видно было немного. Двое, что сразу бросились ему в глаза, лежали на виду прямо у надвратного укрепления рядом с поворотным воротом решетки запиравшей вход в крепость, еще двое – в глубине двора, на ступенях у входа в башню, а в бойницах верхнего этажа на выставленных металлических крюках болтались четыре повешенных и обгорелых трупа. Взгляд Бешенного лишь мимоходом скользнул по убитым, вид смерти в своей привычности его мало волновал. Он искал колодец или цистерну для воды. Плохо если окажется, что вода спрятана в глубине горы. Не зная плана подземных коридоров, легко наткнуться на возможную засаду, если кто-то из хозяев замка все же остался в живых, или просто заблудиться.
«Нет, вода должна быть снаружи. Поили ведь они чем-то животных!»
Бешенный внимательней пригляделся к обрушенным загонам. Вонь, стоявшая над пожарищем, скорее всего, была связана именно с ними.
Беглец сделал несколько осторожных шагов вперед вглубь крепостного двора, вдоль, как он правильно оценил сверху, предательски открытых ворот. Он подошел к трупам, лежавшим у поворотного механизма. Один, повисший на вороте, был убит из арбалета и заблокировал его своим телом, не давая возможности опустить решетку, другой – заколотый сзади, по-видимому, был стражником, охранявшим ворота.
Бешеный обыскал мертвецов. У стражника отыскалась спрятанная за пазуху лепешка, и беглец тут же на нее накинулся. Лишь проглотив последнюю крошку, стал обыскивать второго, но больше ничего не нашел. Нападавшие, уходя, по-видимому, собрали оставшееся оружие.
Опасливо поглядывая на остающиеся за спиной ворота, он двинулся к сгоревшим глинобитным постройкам. Осмотрел одно, второе. Ничего съедобного не было. Лишь на входе ближайшего к крепости строения лежала убитая случайной стрелой при штурме коза. Он присел перед ней на корточки, внимательно рассматривая, даже перевернул, но животное даже не обгорело, и толку от него без хоть какого-то огрызка ножа было мало.
Нашелся и колодец, только именно в него были сброшены убитые при штурме защитники. Беглец обессилено опустился на землю перед входом в крепость. Идти внутрь совершенно не хотелось.

[hobb]

Еще? Ы?

[Марина_]

Что это было? Страх?
Бешеный задумался.
Замок был ловушкой, если…
Он вспомнил.
Посмотрел на солнце, приближающееся к зениту. Да, прошло двое суток, как младший офицер адмирала ушел за человеком, спускавшимся на берег. Где эти люди сейчас? И где адмирал? Сегодня уже наверняка утих шторм, и значит, адмирал должен продолжить поиски сбежавшего раба. Вернулся ли офицер? Что если тот местный, с кем он ушел, был из этого замка? В этом районе побережья население не так многочисленно, как в районе Алжира или …
Что будет делать адмирал, не встретив своего офицера?
«Искать», – ответ был очевиден Бешеному. Никто из людей адмирала никогда не уходил от него просто так. Беглец помнил не одного из тех, кто с почетом был отпущен со службы, а через некоторое время тайно водворялся «немыми псами» адмирала в казематы адмиральского дворца, чтобы в зимние месяцы стать тренировочным материалом для него, Бешеного.
А уж если человек уходил самовольно… Тогда в дело вступал палач. И работал он на потребу публики, так что глаза отводили даже самые отпетые из команды, кто сам не гнушался ничем.
Так что, если неизвестные уничтожили замок бея, с которым ушел офицер адмирала, то у хозяина появился дополнительный повод обследовать побережье и выяснить обстоятельства исчезновения своего человека.
Будет ли он это делать сам или кто-то из его людей из ближайшего порта?
Бешеный вздохнул:
«Если… Если… Если…», – он не знает ответа ни на один из вопросов. Он не может решить, как вести себя в этом новом, таком же враждебном, как и прежний, мире.
«Почему враждебном?»
«Потому, что ты ничего не знаешь о нем, он для тебя чужой, как и ты чужд ему»
«Я узнаю его!»
«Вначале добудь свободу»
Беглец вздохнул: «Свобода…» – сладкое слово, мечта, которая была спрятана так далеко, что, казалось, он вытравил ее навсегда, но стоило подвернуться случаю, и он не упустил его.
«Спасибо тебе Мустафа», – беззвучно прошептали губы.
«Скажешь спасибо, когда призрак хозяина не будет маячить за каждым твоим шагом»
Человек распрямил спину и медленно поднялся. Он должен сделать все возможное, чтобы не встретиться с людьми хозяина, а главное с ним самим.
Сколько у него в запасе времени?
Беглец сосредоточился, вспоминая свой ночной путь. Нет. Он не мог с уверенностью сказать, куда уходила тропа, выведшая его наверх, и не мог точно оценить расстояние, которое преодолел за ночь. Да, он шел, не разбирая дороги, и вряд ли это был лучший путь, и вряд ли людям хозяина понадобится более полусуток, чтобы найти крепость, даже если предположить, что дороги сюда они не знают. Хотя, скорее всего эта дорога им известна: ведь как-то же состоялась встреча на берегу…
Бешеный вздохнул: значит времени у него наверняка нет. Надо уходить из крепости, только там за стеной он будет как на ладони. До ближайших зарослей надо перебираться через каменистое сухое русло ручья, а потом еще в гору. В его состоянии – это не близко, а он так и не достал воду. С едой можно и подождать, а вот вода… Его взгляд еще раз зацепил колодец:
«На дне трюма я ведь не чувствую адмирала!»

[Марина_]

Плюс бонусы в виде картинок
Карты местности

Место "выгрузки"

А это путь к крепости

И для интересовавшихся орудие устрашения


Без механизма приводящего сие устройство в действие

[Марина_]

Он подошел к колодцу и некоторое время, примериваясь, оглядывал выложенный камнем трех футовый оголовок уходящей вниз шахты. Потом заглянул внутрь. Осеннее солнце даже в зените не освещало всю глубину колодца, лишь его северную стенку, выложенную грубо отесанными кусками песчаника, да кусочек голой спины сброшенного вниз человека. До трупа было примерно футов пятнадцать. Это Бешеный прикинул по размеру камней шахтной стенки.
Беглецу вспомнился его утренний спуск и падение на пути к крепости.
«Опять стена, опять камни» - он вновь ощутил безнадежность своего положения и с тоской оглядел крепостной двор. Может быть, все же спрятаться в башне? Бешеный с сомнением оглядел выгоревшее строение.
Нет. Если люди хозяина сюда приедут, замок они будут обыскивать наверняка.
Более не раздумывая, белец уселся на край оголовка, перекинул ноги и спрыгнул вниз. Он как кошка приземлился на ноги, а тела сброшенных людей смягчили удар. Не задерживаясь и не размышляя, Бешеный взвалил верхний труп на левое плечо и, упершись правым боком в стену начал подниматься вверх. Через пару рывков понял, что так подняться не получится. Кожа на правом плече содралась почти до мяса. Он вновь спрыгнул вниз. Надо было чем-то обмотать плечо. В узком темном канале шахты попытался оглядеть трупы. Убитые были лишь в широких полотняных штанах, у двоих верхних были обрезаны пальцы. Бешеный вдохнул. Крепость грабили вчистую. Пришлось стягивать с трупа штаны, хотя он понимал, что полотно протрется слишком быстро, хорошо если удастся подняться хоть до половины. Наконец, обмотав плечо и вновь взвалив на себя труп, он начал карабкаться вверх. Рывок, еще рывок. Ткань пока держала, и Бешеный стал двигаться смелее.
Неожиданно на половине дороги ткань за что-то зацепилась, беглец дернулся и не уберег левый бок. Штырь заскрежетал по стене, выворачивая пластину и ребра под ней. Беглец скрипнул зубами, но не сдвинул упертых в стенки рук и ног, переждал боль. Нужно было оторвать от стены левую руку, нащупать, за что зацепилась ткань, и освободить ее. Только, чтобы это проделать, о стену нужно опираться всей спиной. Бешеный подвинулся, пытаясь перераспределить нагрузку. Когда надавил на штырь, опять пришла боль. Беглец пытался терпеть, пока были силы, но штырь стоял под углом к стене, скользил по камню и выворачивал ребра. Пришлось сдаться и перенести опору опять на правое плечо. Пока крутился, ткань отцепилась, Бешеный перевел дыхание и двинулся дальше вверх. Через пару футов все повторилось. Теперь, переведя дыхание, он просто постарался сдвинуться в сторону. Получилось, только полотно окончательно сползло с плеча, и последние футы он двигался, обдирая кожу. Самым трудным, оказалось, выбраться из колодца. Он чуть не уронил труп, опять вдавил штырь, все же справился: перекинул тело через оголовник, потом сам уцепился руками за борт колодца и перевалился вниз в пыль вытоптанного двора, даже сумев затормозить и не перевернуться на спину.
Отлежавшись у борта колодца, поднялся и огляделся. Все было тихо, только шумел ветер, раздувая пепел, да мерно качались повешенные. Запоздало подумал, что если бы кто-то вернулся в замок, то взяли бы его голыми руками. Но мысль не вызвала даже страха, наверное он уже просто устал бояться. Так с ним бывало, когда под пыткой боль становилась безразличной, он ее просто не чувствовал.
Вот и теперь он бездумно аккуратно уложил вытащенный труп и вновь спрыгнул в колодец. Там на дне стащил штаны со следующего трупа, обмотал плечо, поднял голову вверх, проверяя, где зацепились предыдущие, чтобы не наткнуться на те же проблемы, что и при предыдущем подъеме. Вновь закинул на себя труп и двинулся вверх. Этот раз все шло удачно, и Бешенный задержался лишь на уровне зацепившихся штанов. Теперь он упирался плечом в северную, освещенную солнцем сторону, но до края колодца было уже недалеко, и он смог рассмотреть небольшой металлический крюк, на который вполне можно было поставить ногу, Бешенный поднял глаза чуть выше и увидел пару небольших углублений в стене. Сейчас он не мог оторвать от стены рук, но был почти полностью уверен, что его ладонь вполне удобно ляжет в такое отверстие. Он обвел стену взглядом до самого верха и убедился, что крючья и отверстия тоже тянуться кверху.
Вытащив и уложив второй труп, он решил попробовать спуститься по южной стене, используя найденный путь. Это оказалось вполне возможно, даже спина не касалась противоположной стенки, вот правда подниматься с грузом было несколько неудобно, но все же лучше, чем первые два раза. Дело пошло значительно быстрее. За три часа он расчистил колодец.
Когда беглец спустился в колодец за последним трупом и приподнял полупогруженное в воду тело, раздался слабый стон. От неожиданности он разжал руки и отпрянул, чуть не задев штырем стенку. Унимая бешено забившееся сердце, он оперся правым плечом о стенку и некоторое время пытался разглядеть в темноте колодца человека, оказавшегося живым.
Теперь он не знал, что делать. Совсем не знал.
«Добить?» - это было так просто и привычно, но Бешеный не шелохнулся.
«Меня заставляли убивать… А теперь? Что я должен делать теперь?»
«Ну, вытащи его и попытайся помочь»
«Помочь?»
Человек отер лицо рукой, будто стирая саркастическую гримасу, исказившую его губы. Рука была мокрой.
«Кровь? Или вода? Вода…» - ухмылка опять скользнула по лицу. Надо же он даже забыл о воде.
Беглец осторожно отодвинул раненого и, опустившись на колени, припал к воде. Пил долго, как заморенная работой полудохлая крестьянская кляча. Не мог оторваться, а может просто тянул время. Когда показалось, что вода будет просто выливаться назад, Бешеный поднялся на ноги и обернулся к раненому. Тот так и лежал, как поломанный Арлекин, без движения, без звука.
«Умер или захлебнулся… Вот и помог…» - ему стало мерзко от отвращения, хотя и знал, что реальных шансов помочь умирающему практически не было. Вновь приподнял тело и вновь в ответ слабый стон.
«Живой!» - он задержал дыхание, сдерживая собственный вскрик дурацкой радости. Осторожно взгромоздил человека себе на левое плечо, чуть слышно пробормотал по-арабски:
- Потерпи, - и обернулся к южной стене, собираясь начать подъем.
- Черт!
Он остановился:
«Господи, какой я идиот. Уже дно… Этот путь ведь должен был куда-то вести…»
Он хотел спустить человека опять в воду, но побоялся, что тот таки захлебнется, хотя воды в колодце было совсем немного – по колено, поэтому стал ощупывать стены, придерживая раненого на плече. Он методично ощупывал камень за камнем. На уровне груди ничего не обнаружилось. Беглец встал на колени и вновь… Камень, опять камень, опять…
Рука уперлась в металлическую створку. Сердце заколотилось часто-часто, он почти задохнулся, почувствовал, как мешает ему раненый.
Теперь надо было найти, как открыть проход. Бешеный спустил человека в воду, аккуратно привалив его к стене, а сам стал исследовать обнаруженную металлическую плиту. Оказалось, что она крепилась в массивных скобах, а у нижней кромки под водой обнаружился поворотный ворот. Несмотря на воду, механизм достаточно легко провернулся, плита поползла вверх, открывая лаз или тоннель. Вода из колодца с шумом утекла, обнажая дно.
Беглец замер в изумлении. Это таки была цистерна. В голову пришла глупая мысль:
«Хорошо, что успел напиться», - беглец усмехнулся. - «А теперь опять придется искать воду. Еще ведь и раненого надо поить…»
Бешеный вздохнул и полез в проход. Здесь пядь за пядью ощупал обе стены и наткнулся на небольшое углубление в стене. В глубине лежали завернутые в промасленную тряпицу кремень, кресало и немного пакли.
Огонь! Теперь у него будет огонь!
Тут же на полке он разложил паклю и разжег. Пакля была сыроватой и загорелась плохо, но даже в клубах сероватого дыма Бешеный увидел вделанное в стену кольцо со смоляным факелом…
Беглец затащил раненого в проход, потом изнутри заложил отодвинутую плиту в предназначавшие ей пазы. Назад возвращаться он не собирался.
По длинному, выложенному, как и стены колодца, песчаником, коридору Беглец добрался до развилки. Один из проходов уходил вниз, а другой, казалось, поднимался вверх. Этот вывод пришел ему в голову потому, что коридор второго колодца был сухим.
Бешеный повернул вверх и вскоре оказался в обширной камере с уходящим вверх в бесконечность потолком. Беглец огляделся.

[MirrorMask]

трех футовый

Уместна ли данная единица измерения в имеющемся культурно-временном контексте?

проблемы

ИМХО, это слово в этом тексте вырывает из эпохи

Этот раз все шло удачно, и Бешенный задержался лишь на уровне зацепившихся штанов

А разве в предыдущие разы объект цеплялся из-за чего-то другого?

[Марина_]

MirrorMask:

Уместна ли данная единица измерения в имеющемся культурно-временном контексте?

А что взамен? Метры как-то еще неуметней. Мили и футы в 17 веке вполне в теме

MirrorMask:

проблемы
ИМХО, это слово в этом тексте вырывает из эпохи

Согласна, принимаю предложения

В последнее не въехала. При вторм подъеме он ни за что не цеплялся, потому как двигался по другой стенке, поэтому мог рассмотреть, за что зацепились штаны предыдущего трупа

[MirrorMask]

Марина_ , контекст больше арабский, нафига им гяурские названия? На худой конец какие-нибудь итальянские и т.п. региональные... Ну а в локтях небось все мерили.
Насчет последнего пункта еще перечту.

[Марина_]

MirrorMask, в локтях мерили в России, в ярдах в Англии.
Во флоте, достаточно прогрессивном (это если не шаланды рыбацкие) тон задавали европейцы. Экипажи пиратских судов более чем на половину были из европейцев. Их просто заставляли перейти в ислам. Поэтому их терминология должна была быть европейской. Получается фут. Из региональных единиц видела итальянскую и неаполитанскую, но они шли как просто перевод фута на местную мову . Но итальянцы на тот момент уже вроде как законодатели мод в мореплавании не котировались.
Поэтому думаю, что фут - оптимальный вариант: понятно всем и без особых извращений. И с преобразованием расстояний особых заморочек нет

А как насчет пункта 2?
И жду 3-его

[MirrorMask]

в локтях мерили в России

Не только.

Но итальянцы на тот момент уже вроде как законодатели мод в мореплавании не котировались.

А англичане, если я не ошибаюсь, в те времена еще не шастали по Средиземноморью, как у себя дома, чтоб вытеснить аборигенное своим , другое дело - век 18-19 ... Я не против европейской системы мер, но почто аглицкие?
А что, по п.2 разве не полный консенсус?
п.3 не сегодня, бо колбасит несмотря на таблетки и капли, не способная к ответственной проверке.

[Марина_]

Фут и во Франции, а они как раз шастали
Француз по национальности, кстати, был одним из основоположников продвинутого (не галерного) Алжирского флота

[MirrorMask]

Шо, прям и во Франции футом назывался?

[Марина_]

Вроде, да
legion1812.narod.ru/1/ves.htm

[Марина_]

Продолжение (исправленное)

Мерно и глухо капали капли. Одна, вторая, третья.
«Все. Все кончено», - Бешенный очнулся как-то внезапно, осознав, что его лишь оглушили. Многолетняя привычка к осторожности позволила сдержаться и в первые мгновения ничем не выдать своего возвращения в мир: если не показать, что он очнулся, то можно отсрочить расплату. Пока не появится хозяин.
Капли продолжали отсчитывать уходящее время в звенящей тишине. Беглец напряженно вслушивался в окружающее, но кроме воды, казалось, вокруг не было ничего. Стук капель и безысходное отчаяние затопили все его существо. Отчаяние, разрастаясь, сжимало его в тисках боли.
Вдруг рядом раздался слабый стон, и приглушенный шепот на…
Он вслушался. Диалект говоривших был похож на арабский, на котором отдавались приказания команде на корабле, да и требования к самому Бешеному хозяин обычно высказывал на арабском.
Приглушенный вопрос, тихий односложный ответ. Еще вопрос. Двое переговаривались о состоянии раненого. Беглец понимал отдельные слова, да и общий смысл был понятен. Но язык был не арабским. Похоже на берберский. В команде корабля встречались моряки, выходцы из коренных племен североафриканского побережья. Приходя на службу к адмиралу, они поначалу обычно болтали между собой на родном языке. А слушать и наблюдать Бешеному никто запретить не мог. На это просто никто не обращал внимания, ведь исчадие ада было немым. Бешеный мысленно усмехнулся. Звук его голоса мог услышать только палач при уж особо изобретательной пытке, да, наверное, тот, кто мог видеть его возвращение к жизни после… Бешеный прикусил губу. Даже в мыслях возвращаться к процессу воскрешения было тяжело. Не помня о себе ничего, он твердо знал, чем хозяин его сломал и превратил в животное. Наверное, адмирал был единственным, кто знал, что раб может говорить, но добиться этого он так и не сумел. Хотя, это ему было и не нужно.
И все же иногда раб произносил одними губами беззвучно отдельные слова, слова ненависти и проклятья, когда становилось совсем невыносимо от непонятной бессмысленной тоски. Ночью, чтобы никто не мог услышать или увидеть. Звездные ночи были самыми страшными. Он отворачивал голову от сияния средиземноморских звезд, вжимался в настил палубы и сыпал проклятьями. Когда становилось совсем невыносимо, он выл, и тогда, если это мешало хозяину, он приходил сам или посылал Мустафу. Другие не смели подходить к рабу слишком близко, да и наказывать его никто кроме Мустафы не имел права. В дело шла утыканная свинчаткой плеть. Раб терял сознание и боль прекращалась…
Беглец подавил готовый сорваться вздох и, воспользовавшись тем, что говорившие, кажется, сейчас были заняты не им, чуть шевельнулся, пытаясь оценить свое положение. Движение оказалось слишком резким, он чуть не завалился на спину. Чуть дыша, он вернулся в исходное состояние и затих в напряженном ожидании. Но двое продолжали переговариваться в полголоса, а Бешеный понял, что его не связали…
Его не связали Тиски, что болью сжимали голову, распались. Наступила оглушительная тишина, он даже перестал не слышать звук голосов говоривших. Наконец, беглец сумел восстановить дыхание и позволил чуть приоткрыть глаза.
Крохотный огонек плавал в масляном светильнике, стоящем на каменном выступе. Неровный трепещущий свет вырывал из кромешной темноты охапку соломы, на которой лежал принесенный им человек. Над ним опираясь на клюку, спиной к Бешеному стоял высокий старик. Вторым был хрупкий на вид подросток, склонившийся к раненому и ощупывающий его голову.
Бешеный вновь прислушался. Похоже, в пещере, по крайней мере, сейчас кроме этих двоих и раненого никого не было.
«Что же меня не связали?» - он задумался, продолжая глазами следить за стариком и подростком.
«Откуда им знать, что ты очухиваешься слишком быстро?»
Беглец резко, рывком поднялся на ноги готовый к нападению.
Старик обернулся на звук. В темноте Бешеный лишь угадывал черты его лица, не видел выражения глаз, но фигура выражала неторопливую уверенность и спокойствие. Эта пещера и мальчик, и маленький огонек, что плавал в плошке за его спиной, были частью мира старика, и он не боялся пришельца.
Бешеный не сдвинулся с места. Он вдруг испугался. Не тем животным страхом, каким боялся хозяина, нет, что-то шевельнулось давно забытое, чему не было названия в его памяти. Он не знал, что делать. Стоял, смотрел на старика, будто пытаясь проникнуть взглядом сквозь мрак пещеры, увидеть его глаза.
Старик тоже некоторое время молчал, по-видимому, разглядывал пришельца.
- Это тебя искал этот человек? – старик кивнул на раненого.
Беглец с трудом разобрал диалект старика, но суть понял. Отшатнулся. Сознание разорвал беззвучный вскрик:
«Нет!»
Это было невозможно, чтобы из десятка сброшенных в колодец живым оказался именно человек хозяина. Беглец осторожно сделал пару шагов вперед, вступая в круг неверного света. Опустился перед раненым на колени, вгляделся в лицо, запрокинутое на соломе.
«Кто это может быть?»
Заплывший синим кровоподтеком правый глаз, запекшиеся сгустки крови и оторванный лоскут кожи делали человека совершенно неузнаваемым. Бешеный перевел взгляд на тело. Обломленная стрела торчала из-под левой ключицы, свезенная кожа на всей правой руке и правом боку, неестественно повернутые ноги.
«Кто же это?» - он перебирал в памяти каждого из приближенных адмирала. - «Старик ведь его узнал» - беглец опять перевел взгляд на лицо: светлые завитки аккуратной бородки на еще молодой коже неповрежденной части лица и мальчишечьи сведенные страданием губы. Нет, этот человек не связывался в его сознании ни с кем из тех, кто окружал хозяина на корабле.
Бешеный обернулся к старику и, преодолевая себя, решился спросить:
- Кто?.. Этот человек, – звук собственного голоса, глухого и надтреснутого, показался ему громом. Арабские слова драли горло.
- Он назвался Эль Сикки'н, - старик перешел на арабский. Он оперся о выступ со светильником, лицо, на котором отразилась тревога, попало в круг света. Бешеный этого не заметил, он впился взглядом в раненого.
«Нож?» - он, наконец, узнал. И прежде гнева пришло удивление. Беглец понял, что для него члены экипажа просто не имели человеческих лиц.
- Так тебя искал Эль Сикки'н?
Возвращаясь к реальности, Бешеный перевел взгляд на старика… Нет, человек, облокотившийся о каменную полку в стене пещеры, не был стар. Сейчас, в тусклом свете масляного светильника беглец рассмотрел хозяина подземелья. Среднего роста с пронзительно внимательными глазами, с хищным вырезом приподнятых крыльев носа и окладистой пегой от седых прядей бородой он казался стервятником, нависшим над незадачливой расположившейся у его ног жертвой. Вот только подбили стервятника. Клюка, на которую опирался человек, объяснялась перебитой ногой, перетянутой холщевой тряпкой, оторванной, по-видимому, от рукава рубахи. Вся штанина ниже повязки была в бурых пятнах крови.
- Давно… перетянул? – Бешеный кивнул на повязку. Говорить было трудно. – Нужно лечь… И снять… повязку.
- Ты лекарь?
Беглец отрицательно мотнул головой:
- Н-нет, - Бешеный вдруг отчетливо понял, что не знает, почему надо развязать ногу. Он задумался и замолчал, уставясь опять на Эль Сики’на.
«Лекарь? Хорош лекарь по отправке на небеса. Что мне ему говорить? Он ведь будет спрашивать».
«Пустой вопрос. Ты же знаешь самое простое решение», - его второе я гаденько засмеялось, и Бешенный содрогнулся всем телом, согнул спину и закрыл лицо руками.
Несколько мгновений он сидел, стараясь унять дрожь.
- Выпей воды, чужеземец. Ты должно быть голоден? – чьи-то пальцы коснулись его плеча.
Дернувшись как от удара плетью, Бешеный резко выпрямился, открыл глаза и столкнулся со взглядом широко распахнутых темных омутов, обрамленных густыми, загибающимися кверху как у девушки ресницами. Давешний подросток протягивал ему пиалу с водой и кусок лепешки:
- Выпей и поешь. Ты ведь давно не ел?
По позвоночнику беглеца прошла судорога, а рука непроизвольно потянулась и вырвала лепешку из рук мальчика. Он вгрызся в протянутый хлеб, откусил кусок, второй, проглотил, откусил еще…
И вдруг остановился, поднял глаза на подростка, потом перевел взгляд на все еще опирающегося о полку старшего. В глазах того читалось презрение. Кусок застрял в глотке.
Бешеный поднялся с колен, через силу проглотил хлеб. Отступив на шаг, склонил голову в поклоне подростку:
- Спасибо… Юный господин, - горло перехватило, но обернувшись, он продолжил совсем чуть слышно. – Простите… Я… несколько дней… не ел, - он весь дрожал. От напряжения на висках выступила испарина и по спине катились капли пота.
- Успокойся. Доешь свой хлеб, - человек отлепился от стены и тяжело оперся о клюку, разгружая поврежденную ногу. – Мы не причиним тебе вреда, - он усмехнулся. – Я сейчас не в том состоянии, а Шарид еще не вступил в возраст воина.
Спокойный, уверенный голос. Будто там наверху нет сгоревшей крепости, а ветер не раскачивает обгорелые трупы, и не лежат у колодца его убитые соплеменники. Кто он?
Тиски боли и глухой неизбывной ненависти к вечно враждебному миру вдруг сжали голову Бешеного:
«Ни ты, ни твой щенок для меня не помеха», - он, казалось, прокричал это в лицо стоящего перед ним человека. Только пальцы разжались, выронив хлеб, и вцепились в раскалывающуюся от боли голову. Бешеный скорчился, зарычал и повалился на камни подземелья.
Он очнулся от того, что кто-то раздвигал ножом его сведенные зубы и капли воды смачивали сведенное судорогой горло. Бешеный глотнул живительную влагу, открыл глаза, и опять увидел, глядящие на него со страхом и любопытством два черных омута в обрамлении девичьих ресниц. Он глубоко вздохнул, втягивая сухой воздух подземелья. Сведенная в судороге спина расслабилась, и левый бок опустился на камни. Беглец сдавленно вскиннул.
В очередной раз вынырнув из омута небытия Бешеный почувствовал, что кто-то придерживает его в сидячем положении. Человеческие руки были теплыми и осторожными.
- Оттащи его к стене. Смотри осторожнее, эта штуковина на спине видно причиняет ему боль, - голос старшего звучал озабоченно. Бешеный хотел открыть глаза, но ощущения были столь непривычны, что…
«Так не бывает», - он лишь слабо вздохнул, когда мальчик потащил его к стене. И так и не открыл глаза, когда Шарид устраивал у стены его измученное тело и подтыкал солому.

[Дония]

Компания подобралась, похоже, та еще. Как-то им придется выбираться и выживать...

[hobb]

Да, да, уррр, еще хочу. Мне нравится читать твои произведения.